История одной семьи из центра «На АБАрдаж»

К детскому саду ребенок привык достаточно быстро, поэтому списывать на адаптацию мы не стали. Настала череда походов по врачам. Поскольку в тот момент мы находились в периоде «отката», у некоторых из врачей Глеб демонстрировал навыки разделенного внимания, где-то комментировал свои действия, поэтому большинство специалистов уверяли нас, что у ребенка все в порядке, развивается он вполне стандартно. Но двое специалистов всё-таки посоветовали не медлить и начать заниматься АВА -терапией.

К слову, тогда мы совсем не знали, что это за методика и как она работает. В городе, где мы жили, не было центра, который бы занимался коррекцией детей методами прикладного анализа поведения, поэтому мне и ребенку пришлось переехать в г. Казань, чтобы Глебушка мог заниматься АВА-терапией каждый день.
Пока Глеб занимался, мы с мужем пытались вникнуть в систему коррекции и ответить, пожалуй, на самый главный вопрос, а всё ли мы делаем для того, чтобы помочь ребенку. Стоит отметить, что мой муж – очень «включенный» папа. Я ему очень благодарна, за то, что он не дал мне отчаяться и молча сидеть в обнимку со страшным словом «аутизм», а поддерживал не только словом, но и делом.
Муж нашел одного из неврологов в Москве, с которым созвонился и описал ситуацию. Врач посоветовал не тратить время на его посещение, а порекомендовал сразу же обратиться в центр «На АБАрдаж». Затягивать мы не стали и в скором времени созвонились с руководителем центра - Евгенией Андреевной. Наверное, в ее практике такое было впервые. Ей пришлось вести онлайн консультацию одновременно с двух гаджетов, так как с мужем мы были в разных городах. Хочу отметить, что эта была не первая наша консультация с поведенческим аналитиком, но, поговорив с Евгенией Андреевной, мы поняли, что то, о чем говорит она, отзывается в нашем сердце. Поэтому при первой же возможности мы поехали на интенсив в «На АБАрдаж».

Приехав в Одинцово, мы сразу обратили внимание на слаженность работы команды специалистов. Времени на раскачку у нас не было, мы приехали всего-то на 10 дней. А как оказалось, оно и не понадобилось. Глеб занимался ежедневно с несколькими педагогами, которые к занятию были готовы всегда полностью: маршрут занятия – в голове, игрушки и прочие поощрения заготовлены, методические пособия уже ждут.

Здесь на интенсиве мы с мужем поняли, как правильно поступили. Уезжать уже не хотелось, потому что поняли, что для нас самым лучшим является подход к коррекции поведения, предложенный командой «На АБАрдаж». В последний день интенсива я узнала, что кураторы центра «На АБАрдаж» также работают и с детьми, которые живут в других городах. Помимо того, ко мне пришло осознание, что лучше меня моему ребёнку никто не поможет, и я приняла решение стать АВА-специалистом.

Удаленное кураторство позволило снова переехать в свой город и жить всей семьей вместе. Пока я училась, с Глебушкой занимались 2 специалиста под руководством куратора «На АБАрдаж». А теперь с сыном, в качестве тераписта, занимаюсь только я.

Еженедельно я снимаю видео отчеты куратору, а также отправляю статистические данные. Взамен я получаю советы по методике освоения навыков, о постановке новых целей, а также по качеству своей техники работы.
На интенсивах мы уже были трижды. И каждый раз, приезжая в центр «На АБАрдаж», мы отмечаем с какой теплотой нас встречают специалисты. С центром мы сотрудничаем только год, а будто знакомы с ними давно. Слаженная работа ребят видна невооружённым взглядом. Никто не сидит на месте: сборы, летучки, общение – всё это создаёт особую энергетику центра, где ты точно уверен, что тебе помогут!
Я уверена, что мы ещё не раз приедем на интенсив. Нам есть над чем работать, хотя, если признаться честно, то результаты, достигнутые в ходе терапии, очень сильно нас впечатляют!"

"Мой сын – мое большое счастье и моя большая гордость!
Почти до двух лет Глебушка развивался как все мальчики: разделял внимание взрослого, разговаривал словосочетаниями и был очень любознательным и общительным мальчиком. Примерно в 2 года мы пошли в сад и тогда обратили внимание, что Глеб перестал отзываться на имя, стал более молчалив, а потом и вовсе поняли, что речь пропала.